ЭПИЗОД ВТОРОЙ

МАРТ

Горьковская область — Москва

Козаков посещает женский праздник в школе Кадниц, где отмечает закуску эпохи „невероятного изобилия, которое снизошло на нашу грешную Россию с трибун ХХII съезда“ — треска в масле, винегрет, икра из грибов, — прощается с Настей и едет в Москву, чтобы в ресторане „Метрополь“ познакомиться
с американцами и открыть для себя поляроидный фотоаппарат. А также: смотрит фильм
„Человек-амфибия“ в кинотеатре „Красная Пресня“.

ПОДПИСАТЬСЯ

ПОДПИСАТЬСЯ

СКАЧАТЬ

СКАЧАТЬ

26 мин. 46 сек.

1962. ЭПИЗОДЫ

7 марта 1962 г. Среда

с. Кадницы — г. Кстово

№ 1. Январь

№ 2. Март

№ 3. Июль

В 7 ч. сегодня было +3 °. Было пасмурно, дул слабый S. Днем было еще теплее, воды везде полно, все растаяло. Снег почти весь съело. Днем несколько раз шел дождь.

Встал я в 6 ч. Позавтракав, пошел подтягивать головку цилиндров. Насколько можно было, затянул. Но ослабли гайки не очень сильно. Завел стартером моментально. Колька тут выехал из-под горы, и мы поехали вместе. Дорога уже была плохая, особенно к Запрудному — на буграх один лед.

В Кстово я приехал без десяти восемь, когда еще никого не было. Я выписал путевку и сел читать. Скоро подошли народы, а также и Семенов приехал. Нам можно было взять десять платформ, но их все разом не загрузишь, да к тому же Семенов свои автомобили собирался грузить с Казанского вокзала. А потом и паровоза не было. Обещали четыре платформы подать ночью. День у меня так и прошел.

Я прочитал книгу, поспал немножко, ходил на Южный обедать. В 4 ч. я забрал Бурундука и остальных мокринцев и повез их домой. Свалив их там, поехал в Кстово. Сегодня я должен был сходить к Настасье. Но сначала я хотел посетить магазин и, может, купить рубашку себе и разного дерьма вроде мыльницы и пр. В магазине было жуткое дело. Народу — как перед вой­ной. Завтра ведь хренов женский день, вот и полезли все за подарками. Я кое-как протолкался к прилавку, где белье. Рубашек и подобного ничего не было, как и подобает в расцвет предкоммунистического периода. Купил пару носовых платков, чулки Наське
(хер с ней, пусть помнит!) и, чуть не оборвав пуговицы, выбрался оттуда. Больше делать было нечего, и я поехал обратно на Южный. Поставил машину вплотную к трактору, чтобы не сняли запасное колесо, а то с Ванькиного крана уже пытались, только кто-то им помешал. Влив воду, сел в автобус и поехал опять в Кстово. Сперва пошел в столовую. Там съел полпорции супа с куриными костями, жареную печенку, порцию буженины и выпил две кружки пива. А потом уже пошел к Настасье. Она была дома, сидела в ванне. Старуха-соседка толкалась тут, укачивая младенца. Настя подала мне ключ от комнаты, и я пока разделся, оформил путевку и читал чудом оказавшийся журнал „Семья и школа“ и газеты. Когда она, наконец, вылезла, мы выпили чаю. Она, правда, еще и обедала, звала меня, вернее настаивала, но я не хотел. Потом сидели, болтали, я исподволь подготавливал ее к моему скорому отъезду. Спать легли в 10 ч. Сегодня Настя
что-то ласкалась сильнее обыкновенного, наверно, чует, что я в последний раз пришел.

№ 4. Август

№ 5. Сентябрь

№ 6. Октябрь

№ 7. Ноябрь

№ 8. Декабрь

Круглый стол

ФОТОГРАФИИ

Запрудное, Москва. Ч. 1

Аварийные автомобили всех лет

Брак, но нужное

Запрудное, Москва. Ч. 2

Следы деятельности животных

Доброкачественные дубликаты

Кадницы, Кстово, Запрудное

A Little Life, М. Кувшинова

Speaking Like a State, А. Хитров

О дневниках Н. Козакова

Магазин

10 марта 1962 г. Суббота

с. Кадницы

День ясный, солнечный, но дует пронзительный, хотя и несильный N. Поземка.
На солнце днем хорошо таяло, растаяла часть гололедицы на шоссе, но в тени мороз. В 7 ч. было –12 °, в 17 ч. –5 °, ночью не смотрел.

Встал я минут в 20 седьмого. Позавтракал, пошел к Колькиной машине. Он тоже как раз пришел. Залили горячей воды, ручкой, правда, не завели — схватывало,
но оборотов было мало, и не брал. А стартером завелся хорошо. Поехали минут в 15 восьмого. Я слез в Запрудном, где уже стоял кстовский автобус. Поехали минут без десяти. Приехал я на Южный около половины девятого или даже позже. Хрыча, конечно, еще не было. Ребята резались в домино. Приехал Семенов и напал на меня — что я отдал машину. А вскоре приехал и Вадим и сказал Толику, что пришла лимитированная книжка и чтоб он заказывал вагоны на завтра — будем грузить. Я про себя залаялся матом — как какое-нибудь выпивочное мероприятие, обязательно работать. Но пока еще у меня машины не было, и все предполагали, что Лысый не приедет. Я беспокоился, не свалился ли он с непривычки куда-нибудь в кювет.

В ожидании двух часов резались вшестером в подкидного. Мы выиграли в результате со счетом 10:9. Ходили обедать. Я довольно бегло просмотрел книгу Арнольда Цвейга „Спор об унтере Грише“. В 2 ч. поехали домой. Мы с Вадимом залезли в кузов машины 40-16 (в кабине ехала его жена) и покатили. Я наказал старику, чтобы он глядел, не пойдет ли Лысый навстречу. И у самого Запрудного, у поворота на Кадницы, он нам попался. Обе машины встали, я вылез из кузова,
где изрядно замерз, и занял место в своей кабине. Лысина полез в кузов, где у него было барахло, а жена с ребятишками осталась, конечно, в кабине. Было уже 3 ч. Поскольку мне никто ничего персонально не говорил о завтрашнем дне, я собирался, сгрузив дядю Петю, удирать домой. Но на Южном, у вагончика, околачивался Семенов. Разразило бы его громом! Он тотчас подскочил ко мне и сказал, чтобы завтра я приезжал. А потом уехал сам на машине, оставив мне Кольку. Пока сгружали в вагон вещи, я залил масло, бензина.

В 4 ч. поехали с Колькой домой. Дорогу от Запрудного занесло совершенно,
всю, что даже местами и признаков не осталось. Но, поскольку снег рыхлый, свежий, я почти везде прошел на третьей передаче с передним мостом. А под конец и четвертую включил. Приехав, пошел домой и первым делом записал дневник, т. к. вечером я иду в школу на женский праздник (позабыл, вчера меня пригласили туда и содрали уже трешку) и вечером, в захмеленном виде, буду писать, вероятно, не в состоянии, тем более что завтра работать. Но поедем-то
мы часов в 9. Записав основное, я побрился, умылся и стал обедать. Поел
плотно — сала съел грамм 100–150, жареной картошки, яичницу — чтобы
не опьянеть.

Пока туда-сюда да одевался, стала половина восьмого. На­дел я темный
костюм, который купил у Успенской. Зашел к Суха­новым. Колька был дома, а Кира уже ушла. Скоро пришла бабушка, и мы пошли. Мне, вообще-то, что-то неудобно было идти — думал, что там всякие незнакомые учителя, но оказалось, что все свои.

Мы разделись в учительской. Женщины там таскались с винегретами. В углу стояла изрядная батарея бутылок — водка и крепкое красное. Пока мы, мужчины, посидели в спортзале, который был переоборудован под танцы. Около девяти Подшивалов пригласил всех к столу. Долго рассаживались. Спер­ва мужики все сели с одной стороны столов, а женщины с другой. Но устроители воспротивились этому и стали перетасовывать. Мы с Колькой остались рядом на старых местах. Начали поднимать тосты за женщин. Мне очень не хотелось пить водку, но, как говорят, в чужой монастырь со своим уставом не ходят.

Закуска была вполне соответствующая эпохе невероятного изобилия, которое снизошло на нашу грешную Россию с трибун ХХII съезда: винегрет, икра из манной каши с луком, икра из грибов (почти как паюсная), сами грибы, помидоры, соленая капуста, треска в масле, вареная картошка и камбала. В общем, стол ломился
от хрущевских яств. Не хватало только кукурузы.

После трех стопок начали петь. Поскольку публика культурная — учителя, несколько человек из детдома, в т. ч. Таисья Георг., продавцы, работники связи и советской власти, — то „Шу­мел камыш“ и „Златые горы“ не пели, а „Подмосковные вечера“, „Геологи“ и другие популярные песни. Потом
выпили еще по косушечке и пошли танцевать.

Я чувствовал себя хорошо, как раз так, как следует для веселья, но не пьяным. Даже весьма усердно танцевал, хотя забыл и то, что знал когда-то. Сперва танцевал со всеми, потом пристроился к одной пионервожатой, Галине, которая, собственно, и пригласила меня вчера. Она ничего из себя. Мы танцевали много и сидели в перерывах вместе и разговаривали. Я уже сов­сем было собрался за ней поухаживать, но потом оказалось, что она уединилась с Жоркой-киномехаником. Ну, мол, пускай тогда.

В школьном буфете было два ящика пива, и мы брали и с Колькой, и с другими жаждущими. Вообще, все было хорошо, тихо, без скандалов. Колька ушел, правда, рано, он спьянился чего-то, а Кира его увела. Но я был до победы. Еще выпивали с Подшиваловым и Птицыным. Ушли уже в четвертом часу. Пришлось еще одного мужика, техничкиного мужа, волочить домой, ибо он был не можахом. Потом провожал Колхозницу домой (Марью Фед. Кудрячкову, которая еще у нас по химии была). Придя домой, тотчас разделся, покидал все куда попало и грянулся трупом, т. к. спать осталось часов 5. Мама даже не проснулась.

18 марта 1962 г. Воскресенье

Поезд № 37 — г. Москва

Сегодня тепло, сыро, немножко летел снег. Дует какой-то ветер, довольно неприятный. Ночью я так погано спал, просто ужас. Или отвык спать в поездах?

Встали мы в конце восьмого. Приходила проводница, будила. Мы умылись, привели себя в порядок. Хватили с похмелья по два стакана. Потом смотрели в окна. Я немного даже пописал дневник.

В 9 ч. поезд подошел к перрону Курского вокзала. Мы забрали шмутки и пошли
на площадь: сперва надо было ехать на Казанский вокзал и сдать там барахло, чтобы не таскаться. Взяли такси. Шофер подвез нас прямо к камерам хранения. Мы сдали вещи и пошли узнать насчет поездов. Решили ехать на скором № 14 —
до Ташкента, который ходит ежедневно и отправляется в 19.40. Билеты пока не взяли. На вокзале зашли в парикмахерскую, подстриглись.

Оттуда поехали сначала на Шмидтовский, где раньше жила тетя Наташа, а сейчас живет Танька с маленькой Наташкой. Я ей купил в Горьком медведя за 5.20 и таскался теперь с ним, как дурень с писаной торбой. Пошли в метро. Я уже семь лет не был в Москве, поэтому немного растерялся. Однако скоро сообразил, что к чему. На метро доехали до Краснопресненской, а там на трамвае до новых домов, где живет Танька.

Пришли. Она была дома. Когда открыла дверь, чуть не упала в обморок. Потом, как водится, начались расспросы. Я сказал, чтоб она оповещала теток, чтоб они ехали сюда, и там все расскажу. А сейчас, мол, мы уедем шляться. И пошел дарить медведя Наташке. Девчонка у Таньки такая славная, такая куколка, просто чудо. Не нагляделся бы. Она мне очень напомнила мою Гальку. Вот и эта тоже без отца растет. Бедные дети. У Наташки это восьмой медведь (я специально ей купил, она их очень любит), и она тотчас принялась носиться с ним. Мы же с другом, обещав часам к двум приехать, поехали шляться. Сперва хотели ехать на Красную площадь, но предварительно решили зайти выпить и перекусить.

Я все собирался в „Метрополь“. Туда и решили. Так что на Краснопресненской заставе сели в пятый троллейбус и поехали до площади Свердлова. Там с ходу завалились в „Метрополь“. Почтенные швейцары нас раздели и проводили в зал. Наверху купол с витражом, посередине — фонтан.

Как вошли, мне сразу бросились в глаза американцы, сидевшие у крайнего столика. Они громко разговаривали, не обращая ни на кого внимания. Мне хотелось сесть поближе к ним, чтобы послушать и поучиться произношению,
но потом решили занять столик с противоположного конца зала. К нам тотчас подошел симпатичный молодой человек в галстуке бабочкой, подал меню.
Мы углубились в изучение сего документа. Все названия блюд были в нем написаны на русском и английском языках. В „Метрополе“ русские бывают мало, больше иностранцы. И сейчас тут толкалось множество северо- и южноамериканцев, англичане и другие. У многих на груди были здоровенные бляхи — знак представительства или миссии. На некоторых столах стояли флажки — и звездно-полосатый, и еще какие-то. Из огромного ассортимента, предложенного нам в меню, мы выбрали следующее: 200 г коньяка „Отборного“, 300 мадеры и 200 муската; по салату из крабов, по фирменному салату „Метрополь“, порцию сыра и два натуральных бифштекса. Обходительный официант посоветовал взять лимон, что мы и сделали. По первой рюмке выпили с благоговением, как и подобает в храме Бахуса.

Тем временем по соседству с нами разместилась шумная компания — два грузина, два американца и англичанин. Англи­ча­нин был довольно корректный малый,
но американцы, шумные и веселые, выразительно жестикулировали, объясняясь с грузинами, пили „Столичную“. К ним подходили еще и другие янки, а также чилийцы. Один чилиец особенно запомнился — здоровый, краснолицый брюнет в серой шляпе с широкими, сильно загнутыми вверх полями и желтых узконосых сапожках. Один из подошедших американцев несколько раз снимал своих коллег каким-то особым аппаратом с импульсной лампой, причем снимки — один, конечно, — он доставал через 1–2 мин., еще сырые, прямо из аппарата.

Пока мы еще были немного хмельные, мы просто пялили глаза, а потом, осмелясь, полезли смотреть прямо к нему. Фотографа окружило и человек пять официантов. Пока он доставал очередной отпечаток, я буркнул несколько междометий
по-английски. Мне не терпелось войти в контакт с заокеанскими приятелями, и тут, наконец, судьба сама пошла навстречу — к нам с Колькой подошел один американец, обнял за плечи и встал в позу для съемки. Я радостно забормотал: „Оkay, okay, one picture“. Фотограф щелкнул, но не поставил импульсную лампу, т. ч. пришлось снова. Когда он достал снимок, он оказался почему-то сдвоенным. Нас сняли еще раз. На сей раз снимок был хороший, но куда его дели, я не доглядел, т. к. пригласил нашего американца к нашему столу. Парень, не ломаясь, сел. Мы стали знакомиться. Его зовут Джексон Нелсон Мур (Jackson Nelson Moor), ему 35 лет, живет в Бойс Сити, Оклахома. Я все же довольно хорошо понимал его и довольно сносно растолковал, кто мы такие. У нас еще оставалось вино, и мы выпили. Мор поднял тост „for friendship“, я „for american progress“, потом и за Джона Гленна, и за Гагарина, и много еще за что. У Мора на груди красовалась бляха с надписью „Goodwill Embassy U. S. A.“, потом еще что-то, а в середине
его имя и фамилия. Он сказал, что он глава фирмы, вроде по производству сенокосильного оборудования. Я попросил у него автограф. Он написал в записной книжке свое имя и адрес, я ему — тоже. Наш столик окружили официанты. Джексон достал из пиджака жестяные жетоны Эмпайр Стейтс Билдинг и какой-то просто кружочек с надписью и дал нам с Колькой по паре. Я ему отдал свой значок народного дружинника. Потом протянул автокарандаш, т. к. мне понравился его, которым он писал, и я решил его у него выманить. Мор тотчас отдал мне свой, только это оказался не карандаш, а шариковая ручка. Но сильнейшая вещь.
А еще он дал мне визитную карточку. С ним мы выпили еще, заказывали кроме того, что было. В общем, с американцами мы сильно задержались. Кроме Мора, к нам потом подсел еще один, Ллойд Винсент, пожилой уже. Он показывал фотографии своих дочерей и жены, а потом снялся с нами за столиком. Карточка досталась Кольке. Он ее должен размножить.

В общем, натолковался я вволю, только мало все-таки понимаю. Винсенту я отдал одну из своих авторучек, но он, падло, мне ничего взамен не дал. Угрохали мы с Колькой там 22 руб. (вернее, 20 с полтиной, но то дали парню на чай). Вывалились оттуда уже часа в 2. Нас предупредили, что с иностранцами, а особенно с американцами, разговаривать запрещается и что может попасть.
Из „Метрополя“ мы пошли на Красную площадь. Хотели пройти к Мавзолею,
но первый раз нас легавые не пустили, потому что с фотоаппаратом, второй раз — потому что пьяные. Тогда мы пошли кругом площади и пошли в Кремль. Сейчас свободно пускают. Мы подошли к Царь-колоколу. Он, как гласит вывеска, весит 200 т. Мы поочередно снялись на фоне его выбитого края, но с постамента нас согнали. Потом пошли к Царь-пушке. Тоже норовили всё повыше залезть, но и оттуда прогнали. Все же успели сняться по разу, хотя после нас и схватил какой-то штатский с повязкой. Но мы зарыдали, что из Омска, и он пустил. Больше в Кремле делать было нечего, и мы пошли в ГУМ. Дорогой снялись еще на фоне Спасской башни. В ГУМе прошли по двум линиям только, особенного там ничего нет, и пошли вниз, в гастроном, чтобы взять вина и ехать на Шмидтовский, потому
что нас уже там ждали — времени было пятый час. Я взял две бутылки
по 0,75 „Шемаха“.

Из ГУМа пошли по ул. 25 Октября и через стену Китай-го­рода вниз, на площадь Свердлова. В этих воротах нам попалась пара каких-то дев, которые предложили нас „счетверить“ и звали с собой. Мы их стали звать с собой, но они не шли. Можно бы, конечно, было рискнуть и пойти с ними, но ждали тетки. Рожи у них довольно ординарные, накрашенные, а хорошенько я, собственно, и не видал их. В общем, мы не сошлись во взглядах и разошлись.

На пл. Свердлова стали искать такси. Стоянка была пустая, а проходящих не было. Наконец одного дядю схватили, и он поволок нас. Когда мы пришли домой, там уже все были, т. е. обе тетки и Танька. Я думал, что придет ее хахаль, но его
не было. Мы расцеловались с тетками, которые причитали, откуда это я взялся и как это я еду в Казахстан. Размахались, конечно, насчет вина, а когда узнали насчет „Метрополя“, янки и сувениров, даже поругали.

Обед уже был готов. Мы есть не хотели, но гребтилась выпивка. „Шемаха“ хорошее вино, хотя и красное — я-то больше люб­лю белое. После обеда решили сходить досмотреть „Челове­ка-амфибию“. Он как раз шел в кинотеатре
„Кр. Пресня“, рядом. Танька позвонила, узнала, что сеанс в восемь и билеты есть. Мы сходили с ней, взяли четыре билета — тетке Наташе надо было сидеть с Наташкой. Пока до кино я все с ней забавлялся, катал ее на шее, играл.
Она нисколько не стесняется, прямо заявляет: „Коцбуц (это я то есть), я на шею хочу“ — и лезет на шею. И мордашка у нее при этом хитрая-хитрая.

Потом пошли в кино. От того места, где нам пришлось убежать, до конца было еще 20 мин. Картина, как я уже говорил, хорошая. Когда мы вернулись из кино, тетка Наташа повезла нас с Колькой к себе на Ленинские горы, где у нее квартира около Мосфильма. Она нас хотела оставить одних, сама ночевала чтобы на Шмидтовском. Приехали мы туда, пожалуй, в 11 ч. Тетка растолковала все, где что лежит, велела кипятить чай, постелила нам постели — мне на диване, а Кольку уложила на раскладушку. Соседям, чтобы не пугались посторонних, одним написала записку и оставила на кухне, а других, вернее другую, — тут живет одна молодая женщина без мужа — преду­предила сама. У этой Гали была какая-то гулянка, орали фокстроты и толкались народы. Она из себя ничего так, в брючках, и я еще мечтал — может, мол, по пьянке чего и выйдет. С этой целью даже пошел кипятить чай на кухню, чтобы завязать знакомство, но хотя к этому времени уже гости и ушли, но остался парень с меня почти ростом и с фигурой боксера, очевидно, сожитель. Я сразу погрустнел, и чай с плитки за ненадобностью пришлось снять. Аж до половины второго писал дневник и так‑таки все и не кончил, хотя уже почти и протрезвился. Вообще-то я сильно пьяным и не был, но все-таки чувствовалось.

№3

№1

№2

ИЮЛЬ

ЯНВАРЬ

МАРТ

Кстово — Кадницы, Горьковская область

Горьковская область – Москва

г. Челкар Казахской АССР — 
Горьковская область — 
Харьков

„А какие, наверно, прелестные 
были древние эллинки!“

„Я радостно
забормотал: «Оkay,
okay, one picture»“

„Мотоцикл,
почувствовав свободу, весело бежал“

32 мин. 36 сек.

24 мин. 40 сек.

26 мин. 46 сек.

№6

№4

№5

ОКТЯБРЬ

АВГУСТ

СЕНТЯБРЬ

Кстово — Кадницы — Горький

Кадницы, Горьковская область

Подрезково — Кадницы, Горьковская область

„Позавтракав, я взял карандаш и стал обдумывать злобо-дневное стихотворение
на кубинскую тему“

„Пришлось достать
сигару «Гавана»
и закурить“

„После завтрака
я пошел загорать“

25 мин. 48 сек.

10 мин. 13 сек.

22 мин. 24 сек.

№7

№8

№9

НОЯБРЬ

ДЕКАБРЬ

КРУГЛЫЙ

СТОЛ

Кадницы — Кстово — Горький

Горький — Кстово — Кадницы

6 / XI • 2017

„Праздник кончился,
год 1962-й ушел, а ничего не изменилось. Только что заменили отрывные календари...“

„Я читал и начинал
улыбаться. Все-таки судьба не оставила
меня без праздника“

Время уточняется

35 мин. 15 сек.

23 мин. 7 сек.

НИКОЛАЙ КОЗАКОВ. ДНЕВНИК. 1962

Звукорежиссер К. Глущенко
Диктор Ю. Ковеленов
Редактор Е. Чучалина
Технический редактор Т. Леонтьева
Звукооператоры: С. Авилов, Р. Хусейн
Арт-директор: К. Глущенко
Иллюстратор: А. Колчина
Дизайнеры: А. Глушкова, А. Московский
Сайт разработан на платформе Verstka.io

NIKOLAY KOZAKOV. DIARIES. 1962

Director K. Gluschenko
Speaker Y. Kovelenov
Editor E. Chuchalina
Technical editor T. Leontyeva
Recording engineers: S. Avilov, R. Khuseyn
Art Director: K. Gluschenko
Illustration: A. Koltchina
Designers: A. Glushkova, A. Moskovsky
Site was developed with Verstka.io

Запись произведена на пленку Quantegy на 24-дорожечном аппарате Studer A820 с использованием
микрофона Neumann U67.

Recording is made on Quantegy tape with 24-channel
Studer A820 using Neumann U67 microphone.

© ГЛУЩЕНКОИЗДАТ, 2016–2017 
Студия звукозаписи „Параметрика“. Запись 2016 г.
Проект подготовлен совместно с фондом VAC
в рамках выставки „Прекрасен облик наших будней“

Заказ № 153. Москва, Северное Чертаново, 2017 г.
Order № 153. Moscow, 2017

© GLUSCHENKOIZDAT, 2016–2017
Recorded in Parametrika Studio in 2016
The project was prepared jointly with the VAC Foundation within the framework of the exhibition
"Our Days Are Rich And Bright"